31 декабря 1990 года в 23:50 в предпраздничной тишине из телевизоров каждого дома раздается пронзительная мелодия «Песни о Родине», предваряющая обращение президента СССР. В новогодней речи Михаил Горбачев обещает в наступающем году перелом к лучшему, «мир, согласие и благополучие в каждом доме». Его пожелания сопровождаются боем курантов и онемевшим гимном страны. Несмотря на отсутствие слов, советские граждане все равно слышат въевшиеся в сознание строки о «нерушимом союзе». Что же их заменит, 1 января 1991 года не знал никто.

СССР: быть или не быть?

К этому моменту Советский Союз действительно не мог похвастаться «нерушимостью». Де-факто из него еще весной 1990 года вышли Эстония, Литва и Латвия. Остальные республики, включая РСФСР, к концу 1990 года провозгласили суверенитет. Было понятно, что социально-политические реалии имели мало общего с провозглашенным Конституцией 1977 года «развитым социализмом». Чтобы сохранить государство с почти семидесятилетней историей, нужно было пересмотреть его краеугольные принципы, что и предложил Михаил Горбачев.

17 марта 1991 года прошел референдум, в котором участвовали всего девять республик. Основной вопрос был поставлен так: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?»

Размытая и неоднозначная формулировка сразу же подверглась критике со стороны демократов, а союзные государства добавляли уточняющие вопросы. Поэтому 17 марта граждане РСФСР должны были также решить, нужен ли республике свой президент. Вопрос о сохранении СССР и о введении поста президента РСФСР олицетворяли два противоположных политических строя: коммунистический, который ассоциировался с Горбачевым, и демократический, связанный с Ельциным.

В итоге более 70% избирателей проголосовали и за сохранение СССР, и за введение поста президента РСФСР. В этих результатах достигла апогея противоречивость общественного мнения. Получается, что люди поддерживали и Горбачева, и Ельцина, несмотря на то, что они идейно противостояли друг другу.

«Я отлично помню, как мы обсуждали итоги референдума с друзьями в институте. На первый вопрос — про СССР — я точно ответил "да". Он был сформулирован так грамотно, что на него большинство должно было ответить положительно. Вспоминая свои настроения в тот период, я думаю, что, скорее всего, проголосовал и за введение поста президента», — вспоминает мой папа.

Первые демократические выборы

Уже 12 июня 1991 года прошли выборы президента РСФСР.

Это была борьба между новым демократическим и традиционным коммунистическим взглядами на будущее. Основными претендентами на пост президента были Николай Рыжков и Борис Ельцин. Оба кандидата были родом из Свердловска, только первый заручился поддержкой ЦК КПСС, а второй — демократической России.

В 1991 году президенты должны были баллотироваться вместе с вице-президентами: с Рыжковым был Борис Громов, а с Ельциным — Александр Руцкой. Кандидаты в вице-президенты имели схожий общественный имидж: оба участвовали в Афганской войне.

Единственным некоммунистическим кандидатом, помимо Бориса Ельцина, на выборах 12 июня был Владимир Жириновский — лидер партии ЛДПСС, будущей ЛДПР. Остальные четыре позиции из шести занимали представители КПСС. Таким образом, коммунисты стремились забрать как можно больше голосов у Ельцина и если не вывести его из политической гонки, то продлить ее на второй тур.

Но избиратели решили по-своему. Борис Ельцин победил уже в первом туре, набрав 57,3% голосов. План коммунистов провалился: в сумме КПСС был отдан всего 31%— результат, не сравнимый с успехом демократических сил.

«Мы все голосовали за Ельцина. Он воспринимался как руководитель нового типа. Мы не хотели, чтобы президентом стал именно Ельцин, мы просто хотели увидеть во власти кого-то, кто бы не ассоциировался с партийной системой, со всем, что было раньше. А Ельцин вышел из состава ЦК, полемизировал с Горбачевым, позиционировал себя как демократ», — рассказывает папа.

Путч, бессмысленный и беспощадный

Помимо выборов, референдум марта 1991 года запустил Новоогаревский процесс — подготовку нового союзного договора об образовании государства, которое должно было стать альтернативой СССР. К июлю был разработан договор, учреждавший Союз Советских Суверенных Республик — вроде все тот же СССР, но уже с совсем иной сутью.

В начале августа Михаил Горбачев публично заявил о запланированном подписании нового Союзного договора 20 августа, после чего отправился в отпуск в Крым. 18 августа к нему прилетела делегация и поставила ультиматум: либо президент вводит в стране чрезвычайное положение, либо уходит в отставку. Однозначного ответа Горбачев не дал. Поэтому с 18 по 21 августа его изолировали от внешнего мира в Форосе.

Делегация была отправлена ближайшим окружением президента СССР: вице-президентом Геннадием Янаевым, председателем КГБ Владимиром Крючковым, министром внутренних дел Борисом Пуго, министром обороны Дмитрием Язовым — верхушкой советской власти. Они хотели сохранить Советский Союз, то есть отменить или хотя бы отсрочить подписание нового договора. Сорвать намеченные планы можно было с помощью введения чрезвычайного положения.

Нерешительность Горбачева не спугнула заговорщиков. В ночь с 18 на 19 августа ими был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП). Помимо уже перечисленных чиновников, в него входили: Олег Бакланов — заместитель председателя Совета обороны, Валентин Павлов — премьер-министр СССР, Василий Стародубцев — председатель Крестьянского союза и Александр Тизяков — председатель Ассоциации государственных предприятий.

Телевизионное вещание 19 августа не отличалось разнообразием: весь день шло «Лебединое озеро» (в СССР этот балет показывали, когда умирал руководитель страны — прим.ред.), которое периодически прерывалось чтением обращений ГКЧП. Было объявлено, что вице-президент Янаев вступал в исполнение обязанностей президента СССР в связи с болезнью Горбачева. ГКЧП взял под контроль и власть, и средства информации. Комитет запретил митинги и забастовки, деятельность политических партий, публикацию большинства газет. Был введен комендантский час.

С раннего утра в Москву начали стекаться войска — в основном, танки и бронетранспортеры. По требованию ГКЧП дачу Бориса Ельцина окружили силовики, чтобы изолировать президента РСФСР. Несмотря на это, он смог выбраться из оцепления и направился прямиком к Белому дому, где уже собралось несколько тысяч человек. Взобравшись на танк со словами «поскольку телевидение не дают, радио не дают, я зачитываю…», Борис Ельцин выступил с обращением «К гражданам России». Он обвинил ГКЧП в государственном перевороте и призвал людей к бессрочной забастовке. Впервые с 1917 года в Москве начали выстраиваться баррикады.

Так вспоминают столицу августа 91-го мои родители:

«О путче я узнал не по радио или телевизору, а увидел все своими глазами. 19 августа я возвращался в Москву. Уже вечером по дороге из аэропорта в центр столицы увидел бронетранспортеры на МКАДе. Тогда и понял, что в Москве введено военное положение».

«19 августа я была одна дома. Слушала радио "Свобода", где рассказывали обо всем происходящем, и ждала возвращения супруга. Когда мы встретились, то решили пойти на Тверскую. Это был такой шок — увидеть танки, да еще и в центре Москвы! При этом на улицах была очень доброжелательная атмосфера. Танкисты — ребята лет 18-19 — впервые попали в столицу, для них это тоже было событием. Они даже разрешали детям забираться на танки.

Не было ни агрессии, ни настороженности. Побывав в центре города, мы поняли, что армия не пойдет против народа».

Вечером прошла пресс-конференция ГКЧП, на которую не пришел Павлов — то ли из-за алкогольного отравления, то ли из-за гипертонического криза. У Янаева заметно тряслись руки. На вопросы журналистов путчисты отвечали абстрактно, уклончиво, отрицали, что совершили переворот.

«Мы крайне враждебно отнеслись к ГКЧП. Эти люди вызывали у нас самые негативные ассоциации, даже визуально — отвращение и недоверие. К этому моменту вся Москва поддерживала Ельцина».

20 августа у Белого дома собралось уже около 200 тысяч человек. Весь день город жил слухами в ожидании штурма. Но ни в полночь, ни ранним утром ничего не произошло. Силовики отказались выполнять поручение, так как они не верили ГКЧП. Они требовали письменного приказа, который никто не осмелился им предоставить, потому что не хотел становиться козлом отпущения в будущем.

Ключевым событием, которое свело на нет военную обстановку в Москве, стал инцидент в тоннеле Садового кольца. В ночь с 20 на 21 августа в Новоарбатском тоннеле погибли трое защитников Белого дома: Владимир Усов, Илья Кричевский и Дмитрий Комарь. Владимир Усов и Илья Кричевский были убиты рикошетами от выстрелов, а Дмитрия Комаря задавил танк. Они стали «последними жертвами советского режима». После инцидента Язов приказал вывести войска из Москвы.

Пока 22 августа на улицах столицы проходили многотысячные победоносные демонстрации, прокуратура РСФСР разыскивала и задерживала членов ГКЧП. Пока на баррикадах из перевернутых троллейбусов выступала «Машина времени», путчист Борис Пуго со своей женой писали предсмертные записки.

Конец прекрасной эпохи?

После августовского путча республики одна за другой начали спасаться с тонущего корабля. С 23 по 31 августа из СССР вышло шесть республик. Советского союза фактически уже не существовало, но нужно было официально оформить новую политическую реальность. Горбачев все еще пытался рассматривать альтернативные варианты Союзного договора в более децентрализованной, конфедеративной форме.

7-8 декабря в Беловежской пуще встретились лидеры трех государств — России (Борис Ельцин), Белоруссии (Станислав Шушкевич) и Украины (Леонид Кравчук). Без участия Михаила Горбачева они создали и подписали новый договор, который образовал Союз Независимых Государств (СНГ), официально похоронив СССР. Первыми, кто узнал об этом, были Джордж Буш и президент уже не существующего Советского Союза. Им позвонили сами авторы Беловежского соглашения.

На месте РСФСР и СССР возникла Российская Федерация. 25 декабря Михаил Горбачев выступил с последним официальным заявлением и ушел с поста Президента СССР. Ночью над Кремлем вместо красного советского флага был поднят привычный нам российский триколор.

Мои родители одинаково восприняли эти события:

«Это не шокировало нас. Процессы были закономерными и с точки зрения логики, и с точки зрения нашего обывательского восприятия. А что еще оставалось делать?»

В новогоднюю ночь с 1991 на 1992 год бывших граждан СССР поздравлял не Ельцин, не Горбачев, а сатирик Михаил Задорнов. Вместо того, чтобы отшучиваться, он поделился краткой, но пронзительной мыслью: «СССР больше нет, но есть наша Родина. Можно разделить Родину на несколько государств, но Родина у нас одна, не зависящая от этого».