С Максимом, актером театральной студии МГИМО, мы встречаемся в конференц-зале – не самом привычном для разговора месте. Я не сразу могу сориентироваться, о чем  спрашивать собеседника: в группе театра «ВКонтакте» – тишина, о том, какой спектакль актеры репетируют сейчас – ни слова. 

Но бесконечные ряды кресел в зале, словно ожидающих начала спектакля, несколько человек у аппаратуры, работающих с музыкой, звучное эхо – все настраивает на нужный лад, дает понять, что мы уже не в университете, а в другом мире – мире творчества.

– Что же вы сейчас ставите?

– Поскольку мы не самый профессиональный театр, нам показывать практически нечего, – говорит Максим, будто бы подразумевая ровно противоположное. – Два спектакля в активной фазе репетиций – «Женитьба Бальзаминова», где играют в основном студенты, и «Танго под дождем» по пьесе «С любимыми не расставайтесь» Володина. Премьера последнего назначена на второе апреля.

– Как же поставить произведение, написанное в XX веке? Осовремениваете как-то?

– Ну не Богомолов, конечно… Режиссер всегда говорит, что бесполезно передавать то, что пишет автор, без изменений. Каким бы гениальным драматургом или прозаиком он ни был, писатель все дает как набросок. Задача режиссера – адаптировать. Можно сказать, что мы осовремениваем «С любимыми не расставайтесь»: действие происходит в 70-е годы XX века, но мы не воссоздаем антураж семидесятых.

– А о чем произведение Володина?

– Описывается множество бракоразводных процессов. Например, одна из пар распадается из-за недосказанности: он думал, что она ему изменила, а она ему не изменяла, но не хотела говорить, чтобы он ее не подозревал. Судьбы людей проходят единым потоком, а на заднем плане – всегда танцы. В итоге получается, что есть элементы мюзикла, но человеческие судьбы и характеры все равно в центре внимания.

– Что происходило после того, как вы выбрали произведение для постановки?

– Читали его вместе, обсуждали, что нас зацепило. Шла совместная работа. Первый месяц – это просто обсуждение того, как тот или иной актер чувствует себя по отношению к главным героям. На основе этого вырисовываются роли – мы почти никогда не думаем, кто кого будет играть. Мы понимаем – это Кристина, это Маша, это Максим, это Дима.

– Почему решили поставить именно «С любимыми не расставайтесь»?

– Спектакль о любви, о вечном…

– И все же? Не так мало пьес и рассказов о любви. Почему именно этот?

– Наверное, режиссер просто любит Володина.

Ответ Максима меня не удовлетворяет: наверняка здесь есть личное видение или история режиссера – более убедительная причина, почему для постановки на сцене театра МГИМО было выбрано именно это произведение.

– Для кого вы ставите этот спектакль? – я пытаюсь добиться ответа, зайдя с другой стороны. Может, дело как раз в публике, которую произведение заинтересует.

– Мы не профессиональный театр, – вновь говорит Максим. – Наш ориентир – студенты МГИМО. Другой вопрос, что люди, которые не любят театр, к нам не придут, как бы мы их ни зазывали. Даже если это суперкрутой спектакль, но он в субботу в 17:00, а у человека пары заканчиваются в 13:30, маловероятно, что он дождется. 

– Почему ты играешь в театре МГИМО, раз он так непопулярен и непрофессионален? Ты уже окончил бакалавриат и магистратуру МГИМО, а все равно два раза в неделю вечером приходишь сюда.

– На третьем курсе я стал переосмыслять все окружающее меня и так получилось, что я попал сюда. Я много делал по учебе и мало выплескивал эмоции, театр вытянул меня из этого кризиса. На моей памяти было очень много людей, которые уходили из театра, а потом возвращались. Они говорили, что, как только уходишь, сразу погружаешься в какой-то вакуум. О! Режиссер и главная героиня пришли! – оборачивается Максим.

В этот момент за сценой начинает громко играть фортепиано, мешая нам с Максимом слышать друг друга и напоминая – мы уже в пространстве спектакля. Николай Николаевич и Кристина заходят в конференц-зал.

– Интервью берете? С кого? С меня? – удивленно и радостно говорит Николай Николаевич. 

Я сразу понимаю, что о спектакле можно будет узнать больше, чем планировала изначально, если о нем расскажет режиссер – автор идеи. Меня приглашают в театральный подвал: дорога туда – несколько длинных лестничных пролетов и крутых поворотов, недавно побеленный потолок, плохо отштукатуренные стены – ощущение, что я нахожусь в МГИМО, пропадает окончательно. Невольно проносится мысль – как же они репетируют там?

– Когда я сказал, что мы не медийные, именно это я и имел в виду, – комментирует Максим.

Комната, куда мы заходим – концентрат творческой атмосферы, но антипод конференц-залу, в котором начинался наш с Максимом разговор. Хаотично расставленные деревянные стулья, кресло-качалка, зеленый кожаный диван, выцветшая розовая краска на стенах, старый постер с Шукшиным, декоративные ветки сакуры в углу тесного помещения – все будто бы закружилось в танце, в том самом танго, которое вынесено в название спектакля по произведению Володина.

– Почему именно это произведение? – обращаюсь к Кристине. Ведь если они все вместе придумывали концепцию спектакля, то ответ на этот вопрос должен быть у кого-то из актеров.

– Мы долго выбирали, что поставить… так сложно это все было.

– Ну ладно, что там сложного?! – бросает Николай Николаевич, заходя в комнату. – Тема такая… с современностью связана. У Володина – «С любимыми не расставайтесь», а у нас – «Танго под дождем». Весь спектакль пары танцуют на сцене и с танцплощадки уходят в суд. Восемь разных судеб, и все они – разводятся, разводятся, разводятся. Вроде бы все благополучны, вроде бы все молодые люди, прекрасные в своей молодости и красоте. И все равно жить они не могут – каждый из них заботится, прежде всего, о себе, а любовь уходит, оскудевает.

– Но все же остается, - добавляет Кристина.

– Да, любовь еще не умерла, но оскудение наблюдается во всей нашей жизни. Люди влюбляются, а когда начинают жить вместе, разводятся: «Я себя порадовал, дальше иду к другому браку, третьему, четвертому, пятому и умираю в полном одиночестве». Вот и вся жизнь человека. Любовь мы воспринимаем как влюбленность, а она имеет свойство заканчиваться. Мы замечаем в человеке недостатки, начинаем их исправлять, не видя недостатков в себе. Проблема в том, что нет фундамента.

Николай Николаевич говорит еще долго: он рассуждает о сущности любви, брака, отношении людей к близким. Постепенно вырисовывается истинная картина – дело не только в авторе и вечной теме любви. Гораздо больше для режиссера значит то, как эта тема преломляется в последние годы. В комнате, где мы беседуем, напряженная тишина, слишком громко ходит секундная стрелка настенных часов – время ощущается острее.  Максим и Кристина успевают заварить чай и вернуться:

– Николай Николаевич, выпейте!

– Это чтобы я заткнулся, что ли? – смеется режиссер. 

– Как вам кажется, эта постановка должна заложить тот самый фундамент, о котором вы говорите? – продолжаю я.

– Важнее всего, чтобы люди задумались: «А чего это я? Зачем замуж выхожу?» Они часто мыслят как Скарлетт из «Унесенных ветром»: «Об этом я подумаю завтра». Нужен перелом – иначе мы не проснемся. Хотелось бы спектаклем разбудить. 

В разгар нашего с Николаем Николаевичем разговора вбегает нарядная, радостно-сосредоточенная Ольга Васильевна. Кристина подсказывает мне: она бывший преподаватель английского в университете. Ольга Васильевна сразу выглядит основным идейным вдохновителем всего происходящего, она словно олицетворяет сумбурный танец интерьера в подвале МГИМО. Кажется, ее голова переполнена новыми идеями, остается только улучить момент, чтобы высказать их публично.

– Какая нарядная! Это на репетицию или вообще? – восхищенно говорит Кристина.

– Это вообще. У меня такая жизнь просто… Репетиции – это праздник!

На несколько минут прекращаем обсуждать новый спектакль с Николаем Николаевичем, сейчас внимание всех – на переполняющем Ольгу Васильевну вдохновении. Это не имеет отношения к «Танго под дождем», о котором я говорю с актерами и режиссером, но перестать слушать невозможно. Внимание к каждой мелочи, интерес к каждой детали костюма – только с таким рвением к творчеству можно играть в спектакле.

– Вот представим, что это полотенце, но оно великовато.

– Ну и сделайте голову большой, а то сейчас наведете красоту!

– А красоту-то не спрятать! В этом я еще красивее, Николай Николаевич.

Приходится говорить тише – на фоне бурное обсуждение габаритов, цвета и формы полотенца – но я обращаюсь к Кристине:

– Ты сразу, как и Максим, поняла, кого будешь играть? Не было никаких сомнений?

– Любую роль ты строишь на том, что сопоставляешь себя с главным героем. Я, конечно, замужем не была и не разводилась. Но тем не менее ты начинаешь искать схожие нотки. У всех есть какая-то история, какая-то драма. И ты каждый раз находишь в себе ее и начинаешь играть. Когда прочли произведение, я сразу знала, что буду Катей, а Максим будет Митей. Мы просто с Максимом давно играем вместе.

– Мы давно вместе играем любовь, – перебивает Максим, сидящий рядом.

– Но бывают ведь такие персонажи, с которыми ассоциировать себя не хочется?

– Ты должен искать в себе схожую эмоцию, а не схожую судьбу. Я, например, говорю в одной из сцен: «Боюсь, придушу ее», – это ведь любой человек может сказать в сердцах во время крупной ссоры и в реальной жизни. А вот когда есть сцена, которую ты сложнее сопоставляешь с собой, начинается внутренняя работа, думаешь, как бы себя повел в этой ситуации. 

– Чем, как тебе кажется, отличаются постановки в любительском и профессиональном театре? 

– У профессионалов все более отточено: они знают, как обыграть ту или иную эмоцию. Профессиональный актер лучше знает, какие механизмы использовать, чтобы взять и заплакать, например.

– А как в себе сохранить это умение – играть каждый раз, как в первый? Вы играете по 5–10 раз, а они 5–10 лет по два раза в месяц.

– Если спектакль в тебе откликается, то ты сможешь это сделать. Если это сухая постановка, где тебе просто надо оттарабанить текст, то будет странно. Вот «Двое на качелях» мы каждый раз отыгрывали по-новому. И в этом отличие от кино – есть шанс показать историю под разными углами. Кто-то в плохом настроении, кто-то забыл текст, режиссер, сидящий на музыке, забыл ее включить…

– А у нас там телефонный звонок должен быть! И ты такой: «Хм… Позвонят или не позвонят?» – продолжает, смеясь, Максим.

Они с Кристиной обсуждают «Двое на качелях», спектакль, который перестали играть год назад, вспоминают, как Николай Николаевич постоянно забывал включать звук. И в их мыслях, словах, впечатлениях из прошлого нет ни доли отстраненности – театр плотно вплетен в их жизнь. Поэтому и слова Максима о непрофессионализме звучат особенно иронично – разве то, что любимое дело не является профессией, отменяет мастерство актеров и режиссера? 

– В начале этого года мы не сразу собрались на репетиции, – прерывает мои размышления Кристина. – И я в какой-то момент поняла, что мне их остро не хватает – здесь ты переключаешься, появляется возможность самовыражаться. И сейчас это особенно сильно чувствуется – наш подвал всех спасает. 

Николай Николаевич все еще обсуждает костюмы с Ольгой Васильевной, тем временем сцену из спектакля репетирует «младшее поколение» – студенты МГИМО, играющие в театре. Мы все еще говорим почти шепотом, и вот в подвале появляется Кирилл. Кристина говорит мне на ухо: «Когда я нервничала, он принес мне чай с ромашкой. Нигде, как здесь, меня не понимают».

– Кирилл, а кого вы играете в новом спектакле? 

– Это синтетический персонаж, – стройной, поставленной речью отвечает Кирилл. – В оригинальном произведении на фоне любовных драм есть веселые танцы в доме отдыха, и их ведет Валера. Поскольку мы ставим их на сцене, она подразумевает определенную метафорику. Мой персонаж сопровождает все действие.

– А с таким персонажем себя реально ассоциировать?

– Да, – с полной уверенностью в своей правоте говорит Кирилл. – Если бы я был профессиональным актером и меня спросили о роли мечты, я бы назвал персонажей, не участвующих в сюжете напрямую. Например, Грегуар в «Нотр-Дам де Пари» сопровождает повествование, ставит в нем контрольные точки. Такие роли мне близки, поэтому ассоциировать себя с ними мне достаточно просто. Они, скорее, явление, чем человек.

Раздается звучный голос Николая Николаевича: 

– Насчет того, что говорила великая Ольга Васильевна в прошлый раз…

– А что я говорила?

– Что мы плохо играем, – отвечает Кристина.

– Потом дома я все осознала. Оказывается, все играют гениально!

– Я пришел к выводу, что Ольга Васильевна права, и у Володина все очень эскизно, – продолжает свою линию режиссер. – Володин писал о том, что ты не можешь выдавить, что любишь ее, и говоришь: «Я скучаю!» – громкий возглас Николая Николаевича отзывается во мне. – И на сцене есть неопределенность. Поэтому я предлагаю: «Я скучаю по тебе, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе!!!» – так будет заканчиваться спектакль. 

С каждой секундой голос Николая Николаевича звучит все громче, и в этой формуле из нескольких слов, которой режиссер пытается научить Максима, для меня заключается вся суть театральной игры. Гораздо важнее таланта страсть к театральному искусству, и только эта любовь поможет сыграть роль в спектакле о любви между людьми.

– А ты не жалеешь, что театр не стал твоей профессией? – обращаюсь к Кристине.

– Иногда, когда на работе сложно, мелькают такие мысли. Но я рада, что он есть в моей жизни и в таком качественном виде. Что бы Максим ни говорил о нашем непрофессионализме. Я уходила из студии, но возвращалась спустя несколько месяцев – чувствовала, что скучаю…

– А почему танго все-таки под дождем? – неожиданно для себя вспоминаю я.

– В течение всего спектакля идет дождь. Сначала – это легкий весенний дождь, по мере развития действия он усиливается. Наверное, он становится своеобразным духовным очищением, готовностью начать с чистого листа. И сейчас это чувство обновления отзывается в каждом из нас.

Смотрите фоторепортаж Елены Чуриковой со спектакля «Танго под дождем»