У нас даже газета была такая – «Советский Крым». Возвращаясь из школы, я каждый день вытаскивал ее из почтового ящика. Дома открывал последнюю страницу и смотрел, что там есть интересного после программы «Время» – в провинциальных газетах 80-х годов, кроме программы ТВ и кроссворда по воскресеньям, мало что можно было найти примечательного. 

А море – оно всегда было рядом. Классический завтрак – жареная картошка с бликом солнца за окном. На самом деле, море у меня связано с отцом. Он был гидростроителем и часто брал с собой на строящиеся объекты (на каникулах, конечно же). Встать в 6 утра для меня было что-то вроде малого подвига, но проехаться куда-то до Фороса или Кацивели очень хотелось. Я трясся полусонный в папином «рафике», скрутившись на скрипучем дерматиновом сиденье, и думал, что такое это «кацивели». На ум приходили только ркацетели, генацвали и фамилия моего одноклассника. Иногда кто-то из рабочих в разгаре спора повышал голос и переходил на другой язык, на что папа говорил: «Тихо, тут дети» – то есть я. Думаю, тогда у меня начал пробуждаться интерес к языкам.Для папы встать в 6-7 утра было обыкновенным делом – по-другому он бы не добрался до объектов, которые были раскиданы по всему ЮБК (Южный берег Крыма). Когда я просыпался в школу, его уже не было – его «рафик» уже колесил по южнобережному шоссе, может был уже где-то в Гурзуфе, где они строили причал для Артека, или подъезжал к Мелласу, где они «сдавали госдачу».

Меллас, на фото отец Дмитрия Гольцова — Дмитрий

Помню, мы с братом напросились поехать куда-нибудь купаться, и папа взял нас на одну из строек (сейчас это грузовой порт г. Ялта). Мы шагали под палящим солнцем по пыли и бетону между самосвалами и «кразами», которым до нас не было никакого дела. Папа махнул нам: «Можете пойти туда», – а сам пошел с кем-то ругаться. Я так и помню его: или на стройке, или в «рафике», или «закипающего» у телефона в нашей прихожей, потому что тот, на другом конце провода, не подвез вовремя стройматериалы, и конкретно из-за него встала вся стройка. Мой Крым 80-х – это порт и корабли. Плавучий кран «Черноморец» вдалеке на рейде. Конечно же море, конечно же виноград и ярко-голубое небо, тесно прилегающие друг к другу, краснеющие и местами очень покоричневевшие тела отдыхающих на Массандровском пляже, эскимо и томатное мороженое. Белые чайки, норовящие обстрелять тебя на ходу (для них налету). Рыбаки в порту, выдергивающие откуда-то из глубины серебристые, поблескивающие на солнце полоски под названием «ставридки». Поворачивающие в разные стороны головы кранов на главном молу.

По дороге в Алупку 29.11.1972

Наверное, поэтому картина ржавых и неподвижных бело-синих кранов, которые я увидел летом 2014 в Керченском торговом порту, ожидая отплытия парома в Новороссийск, была неожиданно сильным шоком. В Боспоре, городе с двухтысячелетней историей… 

«А я верила. Верила. Мне говорили – ты дура, такого никогда не будет. А я верила, не знаю почему, верила, что мы вернемся в Россию», – тихо говорила мне у шлагбаума невысокая женщина в мешковатой черной униформе какого-то ЧОПа. Она посматривала на российские номера наших машин, и была бы ее воля – давно пропустила бы нас на территорию порта. Но Инструкция. «Не знаю даже, кто владельцы порта – они раза три или четыре поменялись. Да есть там, есть паром, не волнуйтесь, я его видела», – успокаивала она только что подъехавших питерцев. «Он уже тут с месяц стоит. Приехал и встал на ремонт». Мы, конечно же, по пути сломались и простояли на рейде перед Новороссийском целые сутки, но это были счастливые сутки, потому что мы плыли из России в Россию. 

Я верю, что в Керчи отремонтируют дороги и не надо будет маневрировать между трещинами и воронками на улице Советской. В керченском порту уже кипит жизнь и, как в советское время, ожили краны и скрипит такелаж, ведь крымчане трудолюбивые люди, они всегда любили свою землю. Им просто не нужно мешать ее любить.