Какое ваше первое детское воспоминание?

Оно очень яркое – можно даже кино снимать! Когда мне было годика полтора, я запустил камень в осиное гнездо за домом. Как меня жалили осы! Какой ужас был в глазах у мамы! И так мне было плохо потом. Она говорила, что 23 осы меня ужалили.

Кем вы мечтали быть в детстве?

У меня был друг Валентин, который научил меня читать, писать и рисовать. Вот он хотел стать лётчиком. А я хотел быть как он, поэтому лет с пяти тоже начал мечтать об этом.

А к космонавтике как пришли?

Уроки астрономии и физики, планетарий в Суворовском училище, запуск первого спутника, полёт Лайки, выход книги «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова… Всё произошло почти в одно время. Это и повлияло на мой выбор.

Какой отбор вы прошли, чтобы стать космонавтом?

Сначала надо было поступить в отряд, а это трудное испытание. В 1970 году нас, например, отобрали всего 8 летчиков из 1000. Медицинские требования строгие были. Затем назначение на конкретную программу определяется несколькими факторами, главный из которых – успешная сдача экзаменов. Человек в отряде, по сути, является неплохо оплачиваемым вечным студентом: зачёты – экзамены, экзамены – зачёты, тренировки. Когда состоится полёт – одному богу известно. Поэтому тут надо иметь ещё другие качества, которыми далеко не каждый тренированный обладает.

Какие это качества?

Выдержка, умение ждать, способность увлечься другим делом, сохранить себя. Поверьте, первого полёта космонавты иногда ждут до 15 лет. За это время все оканчивают школу и университет, а космонавт всё ещё ждет. Потом становится «дедушкой». И вот этот «дедушка» первый раз летит в космос. Очень непросто всё время держать себя в руках, не сдаваться и не потеряться в этом мире.

Вы помните впечатления от первых минут в космосе?

Трудно сказать. С одной стороны, я прекрасно понимал, что увижу. Я всё-таки к первому полёту восемь лет готовился. Поверьте, это тоже немалый срок. Объём тренировок, который был пройден, позволял в голове создать некую абстрактную модель, достаточно приближенную к тому, что я в дальнейшем увидел во время космического полёта. Главным для меня было не испытать, не увидеть что-то, а выполнить определённую программу и отправить результат на Землю. Поэтому тут эмоции уходят на второстепенный, третьестепенный план.

С другой стороны, я прекрасно помню эмоции при взлёте: первый виток – рассвет над Тихим океаном. Это было потрясающее зрелище!

Восход солнца – это настолько торжественно! Особенно для того, кто его наблюдает в первый раз. Я воспринимал это как гимн жизни. И так же торжественно солнце садится. Казалось бы, мы видим это каждый день: восход – заход, восход – заход. Наверное, быстро привыкаешь, но никогда одинакового восхода я не видел.

У вас есть какие-то приметы или талисманы?

Да ничего особенного у меня никогда не было. Я, знаете, к этим вещам относился весьма скептически. Не дай бог потеряешь талисман. Что тогда будешь делать? Это ведь вообще с ума сойти можно, согласитесь? Так что лучше без него.

Что самое страшное и сложное в космосе?

Страх... я не знаю, что такое страх! Есть сосредоточенность, есть такое состояние напряжения. Но это никак не связано со страхом. Тут важно, что мы сами выбираем себе эту работу. Идём к ней много лет. Тут уже другие понятия и ценности.

У командира всегда больше проблем, поскольку он отвечает за жизнь, безопасность экипажа во время выполнения программы. Главное на такой должности – сохранять спокойствие, быть готовым принять грамотное решение и выйти из тяжёлой ситуации.

Какая самая сложная задача, которую приходилось решать во время полёта?

Думаю, для меня самым сложным был выход в открытый космос со Светланой Савицкой. Это четвёртый полёт. К тому времени у меня был большой опыт тренировок и предстартовых испытаний. Многие часы и годы я работал и в невесомости, и под водой. Всё было вроде понятно и отработано. Но в реальности всё по-другому. Это был первый выход в открытый космос, да ещё и с женщиной. Физически она мне во многом уступала, я отвечал за её здоровье и жизнь.

При этом у нас был очень интересный эксперимент – ручная сварка в открытом космосе. Надо было его подготовить, произвести фото- и телесъёмку. Кинокамера сломалась. Все меня торопят. Земля волнуется. Земля торопит. На Земле нервничали больше, чем мы (смеётся). Все на пределе. Три часа с небольшим – весь выход в открытый космос. А хотелось немножко побыть там просто так, полюбоваться, потому что одно дело, когда смотришь через иллюминатор, а другое – когда ты сам летишь над Землёй и ощущаешь этот полёт.

Ваш второй полёт в марте 1981 года на корабле «Союз-39» проходил в рамках советской программы «Интеркосмос» (программа позволила космонавтам дружественных СССР стран участвовать в космических исследованиях – прим. ред.). Могли бы вы поподробнее рассказать о ней?

Программа «Интеркосмос» была сформирована для того, чтобы объединить усилия учёных наших стран на более высоком уровне. Если мы привлекаем кого-то к работам в космосе – это говорит о доверии к нашим коллегам. Страны воспринимали эти полёты как подарок от богатого и могучего Советского Союза. Иначе к этому не относились. За короткий срок мы провели большое количество значимых совместных программ и проектов, и это главное.

А вы работали в международных коллективах?

Да, например, на орбитальной станции «Салют-6» я работал с космонавтами из Чехословакии, Польши, ГДР, Венгрии, Вьетнама, Кубы, Монголии и Румынии. Общение трудностей никаких не вызывало, потому что все космонавты великолепно владели русским языком, а представители Монголии даже оканчивали наши вузы. Это была пора, когда мы были молоды, задорны и верили в то, что у страны светлое будущее, что нас ожидают большие и интересные дела на других планетах.

В полёт на корабле «Союз Т-6» вы отправились вместе с французским космонавтом. Как формировалась команда и с какими трудностями пришлось столкнуться?

Этот полет был для меня неожиданным. Француз Жан-Лу Кретьен – очень интеллигентный, у него гораздо больше опыт лётной работы. Интересно было пообщаться с профессионалом такого класса. Потом оказалось, что он ещё и музыкант. Он своими руками собрал электронный орган. Даже несколько дисков выпустил. С бортинженером Сашей Иванченковым мы были друзьями и хотели поработать вместе на орбите.

В полёте на сближение произошёл отказ автоматики, нужно было уйти от столкновения со станцией, поскольку расстояние было небольшое, а скорость высокая. После корректирующего финального импульса мы полетели по законам бортового вычислительного комплекса точно к центру станции. Оставалось около ста секунд до столкновения, пришлось искать какой-то выход. Нашли: пролетели между панелями, я остановил расхождения, повернулся и состыковался вручную.

Один из ваших полетов лёг в основу фильма «Салют-7», герои которого останавливают падение станции на Землю. Многие космонавты, в том числе и вы, говорили, что фильм совсем не соответствует реальности. Что было показано не так?

Единственный истинный момент в фильме – мы приехали на старт с Виктором Савиных на автобусе. Всё остальное – это вымысел полный. Генерал угрожает, что он пустит ракету сбивать безоружных людей на орбите, топочет ногами. Сколько мы у американцев понасмотрелись фильмов, где наших генералов показывают идиотами и уродами… Сплошная голливудщина. На самом деле все спрашивали: «Чем помочь?» Министр обороны подключил все свои средства, чтобы определить точное состояние станции. Из ЦК Компартии тоже запросы: «Ребята, говорите немедленно, всё сделаем, поможем». Все были готовы помогать. А в фильме одно давление на бедного руководителя. Единственное, что было прекрасно показано, – Земля из космоса, ночной старт. Очень эффектно.

Какой из полетов был самым запоминающимся?

Самым значимым для меня, конечно, был первый полёт. Уже закончилась серия бесконечных тренировок, и наконец я в своём корабле на своём месте и до предела хочу работать. А все остальные полёты – каждый был по-своему интересным и непростым. Чем больше летаешь, тем лучше летаешь, и это уже моя работа. Моя самая любимая, понятная и близкая работа, поэтому я бы ещё полётов пять-шесть дополнительных сделал.

Скучаете ли вы по полётам сейчас?

Уже возраст не тот. А так был, конечно, период. Снилось, снилось.

Космические сюжеты можно встретить на ваших картинах. Вы член Союза художников СССР. Когда и как вы начали рисовать?

Какие-то навыки я получил в Суворовском училище. Нас всё-таки учили не только стрельбам, у нас было три предмета: рисунок, живопись, композиция. Три художника из Грековской студии вели занятия. У каждого из нас были краски, неограниченное количество материала – твори, пожалуйста. Некоторые суворовцы даже стали профессиональными художниками.

С тех пор этим и увлекаюсь. У меня ведь больше графика была, позднее плакаты рисовал и схемы в лётном училище. Потом мы делали наглядные пособия, стенгазеты. Есть ещё несколько марочек, которые нарисовал с Германом Яковлевым к юбилею центра подготовки. Через эти марки я и попал в Союз художников. Им там, наверное, Героя Советского Союза не хватало, вот меня туда и приняли.

Оборачиваясь назад, что бы вы могли сказать себе, ещё совсем юному человеку, поступившему в военное училище?

Ты правильно сделал, сынок! Учись! Будет из тебя толк!