Постер к фильму «Утомленные солнцем 2: Предстояние» (2010). Реж. Никита Михалков

И если авторское кино пышет здоровьем: нас регулярно радуют такими лентами, как «Война Анны», «Дылда», «Сестренка», – то вот масштабные блокбастеры в большинстве своем болеют и наступают на одни и те же грабли: их режиссеры отчаянно и зачастую бездумно копируют своих голливудских собратьев во всем, в чем только можно.

Диагноз

Кадр из фильма «Иди и смотри» (1985). Реж. Элем Климов

«Голливуд» – настоящая болезнь российского военного кино, а точнее ее масштабной «блокбастерной» половины. Желание «догнать и перегнать» становится настоящей идеей-фикс для отечественных режиссеров, которые, глядя на заокеанских коллег, хотят сделать еще круче, имея на руках совсем другие базовые параметры: другие бюджеты, другую школу, другую драматургию. Другую идеологию, в конце концов.

Но в стремлении создать своего «Рядового Райана» и «Апокалипсис сегодня», киноделы, как ни странно, все дальше уходят от реальной войны и все больше двигаются в сторону аттракциона с супергероями.

Тут вам и шутки-прибаутки, и всепобеждающая любовь, и хорошие-плохие парни, и слоу-мо, и общая «сказочность» происходящего. И если у «них» в пантеоне есть Железный Человек, Бэтмен и Супермен, то «мы» отвечаем им собственной киновселенной, состоящей из участников и жертв Великой Отечественной войны. Но достойно выдержать конкуренцию наша киновселенная все еще не в состоянии.

Американский историк с говорящей фамилией Янгблад писал, что «советские кинематографисты преуспели в возвращении советским людям аутентичной памяти войны», и с этим трудно не согласиться. «Иди и смотри», «В бой идут одни старики», «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Они сражались за Родину», «Судьба человека»…

Кадр из фильма «Радуга» (1944). Реж. Марк Донской

В этом контексте показателен эпизод с фильмом «Радуга» (1944) Марка Донского. Кинолента попала за рубеж в разгар Второй мировой войны, о ней восторженно отзывались итальянские критики, а сам фильм впоследствии повлиял на итальянский неореализм 1950-х годов. Посол США в СССР Уильям Гарриман попросил у советского правительства копию фильма для показа президенту Рузвельту. Через некоторое время картина получила высшую награду Ассоциации кинокритиков США, а на имя Марка Донского пришла особая телеграмма.

«В воскресенье в Белом доме смотрели «Радугу». Мы поняли картину и без перевода. Она будет показана американскому народу в подобающем ей величии…»

Франклин Д. Рузвельт.

Снимая кино о войне, советские режиссеры не только создавали целостные и достоверные художественные произведения, которые признавались за рубежом, но и оказывали колоссальное нравственно-воспитательное влияние на советских граждан, формировали национальные архетипы и образы, очерчивали векторы исторической памяти целых поколений.

В наше время в условиях поиска национальной идеи воспитательно-идеологическая функция кино снова оказалась востребованной, но результаты возвращения войны в культурную память настораживают. Речь даже не о том, что сама война становится базисом новой идеологии. Речь о том, что фильмы, распространяющие эту идеологию, зачастую оказываются одинаково нелюбимыми – как критиками, так и зрителем.

Анамнез

Кадр из фильма «Брестская крепость» (2010). Реж. Александр Котт

Бум «военно-патриотических» фильмов начался в 2010 году с выхода «Брестской крепости» Александра Котта и «Утомленных солнцем 2» Никиты Михалкова. Оставляя в стороне художественную ценность этих лент, можно уверенно заявить: впервые за много лет о войне заговорили с экранов кинотеатров с таким размахом и с такими бюджетами, вызвав дискуссии как среди профессионалов (историков, теоретиков кино, режиссеров), так и среди простых зрителей.

Следующий крупный релиз подобного толка – «Сталинград» Федора Бондарчука – пришлось ждать целых три года, но его кассовый успех повлек за собой настоящий шквал военных кинолент. Всего за семь лет было создано около 70 игровых полнометражных фильмов. Однако количество, вопреки расхожему выражению, так и не переросло в качество. На это есть несколько причин.

Симптом №1. Слабый сценарий

Кадр из фильма «Собибор» (2018). Реж. Константин Хабенский

Сценарий – основа любой киноленты. Засилье клише, роялей в кустах, богов из машины и прочих «драматургических приемов» является одним из главных пороков российского кино. Про нелогичность повествования, историческую недостоверность и невнятную мотивацию героев даже говорить не приходится – все это там есть, и этого очень много.

«Т-34». В начале фильма герой Александра Петрова ведет грузовик с припасами на фронт и натыкается на немецкий танк. Очередь в упор из танкового пулемета не наносит грузовику никакого урона, а пущенные в слоу-мо танковые снаряды падают рядом и либо просто выбивают двери и стекла грузовика, либо пролетают в нескольких сантиметрах от кабины водителя. В этой же кабине удобно располагается фигурка буддийского монаха с болтающейся туда-сюда на пружине головой. Мелочь, которая за доли секунды рушит всю атмосферу фильма.

«Собибор». В фильме зрителю представлен Карл Френцель, нацист, приговоренный к пожизненному заключению за преступления, совершенные им в лагере «Собибор». В попытке объяснить ненависть к евреям, Френцель обвиняет отца: именно он своими антисемитскими убеждениями повлиял на сына, сам же Френцель не испытывал ни к кому неприязни. Однако этот драматургический ход не имеет логического базиса в рамках хронометража: тридцатью минутами ранее Френцель, не колеблясь, отправил в газовую камеру около сотни еврейских женщин.

Симптом №2. Голливудская схематичность

Большинство военных кинолент последних лет сделаны будто бы вопреки духу советских постановок: большой размах, откровенный секс, натуралистичное насилие, закрученный сюжет и либо однозначный хеппи-энд, либо минорное окончание, – все по лекалам Голливуда. Такой подход можно объяснить: много ли современных зрителей, приученных к «попкорновому» зрелищу, купят билет на семейную драму «Летят журавли» или на очень интимное «Иваново детство»? Для больших сборов нужны военные блокбастеры, которых в СССР фактически не было. А потому единственный источник для подражания – это американские постановщики, у которых, как уже было сказано, все совершенно по-другому.

«Спасти Ленинград». Только ленивый не сравнил «Ленинград» с «Титаником». Тут и история – одно большое воспоминание героини, и оркестр скрипачей на тонущем судне, и свои Джек и Роуз, разделенные невидимыми социальными барьерами, и даже тот самый поцелуй в машине с ладонью на запотевшем стекле. При этом сцены боя на Невском пятачке способом съемки (ручная, трусящаяся камера, которая лезет в лица героям) явно отсылают сразу к двум лентам – «Спасти рядового Райана» и «По соображениям совести», что подтвердил сам режиссер.

«Танки». Структура фильма отчасти повторяет наработки легендарной «Дороги ярости». «Танки» – это типичное роуд-муви (как и «Дорога»), в котором группа героев добирается из точки А в точку Б. На их пути встают моторизованная дружина бритоголовых и вооруженных до зубов немецких диверсантов (отсылка на образы воинов из «Дороги ярости») и группа казаков-белогвардейцев, у которых своя дизельпанковская республика (отсылка на стилистику мира «Дороги ярости»).

Симптом №3. Сказочность

Великая Отечественная война породила много национальных мифов. А мифу всегда присуща некоторая сказочность повествования. Так и с российским военным кино: трагические или даже катастрофические события здесь подаются в качестве сказочного приключения, упрощаются и уподобляются развлечению. Драматизм выглядит условным, рефлексия не предполагается, а страх и неоднозначность отсутствуют.

Проблема усугубляется тем, что на словах утверждается крайне почтительное отношение к прошлому, а на практике получаются веселые пострелушки в антураже Отечественной войны. Все это приводит к тому, что вместо обсуждения художественных достоинств ленты начинаются яростные споры о мифах и истинах.

«Несокрушимый». Почти полное несоответствие фильма исторической действительности – полбеды. Другая проблема – общая нелепость происходящего. Герои, будто бы в сказке, случайно находят танк КВ-1 с полным боекомплектом в придачу, ходят в идеально чистых одеждах, с прекрасным макияжем на лицах, оправляются спустя час после тяжелейших ранений и в рукопашной схватке штурмом берут немецкий танк. В финале главный герой на руках несет свою раненую жену обратно к «своим». И все будто бы в сказке.

«T-34». Возвращаясь к нашумевшему фильму с Александром Петровым, стоит упомянуть сцену танкового сражения из первой четверти фильма: танк героев без особых усилий уничтожает пять «тигров» соперника, но в конце концов получает тяжелые повреждения после танкового выстрела почти в упор. Петров выживает раз, а затем еще раз, получив смертельное ранение под церковные песнопения. Однако не только этот эпизод превращает фильм в сказку. Хэппи-энд, в котором все герои возвращаются домой и успешно избегают концлагерей, – вот что превращает военную драму в рядовое приключение.

Симптом №4. Архетипичность

Кадр из фильма «Сталинград» (2013). Реж. Федор Бондарчук

Любой жанр предполагает формирование архетипов, однако архетипы военного кино уже успели превратиться в надоедливые штампы. В подавляющей части военных фильмов можно увидеть такой набор героев, которые, к сожалению, на протяжении большинства кинолент никак не эволюционирует:

Рыцарь – суровый герой, за все хорошее и против всего плохого. Умен, честен и храбр, защищен сценаристом от смерти и серьезных ранений. Чаще всего спасает Деву и остается с ней. Пример: Николай Ивушкин («Т-34»), Александр Печерский («Собибор»).

Дева – обаятельный женский персонаж из типично мужского фильма. Часто за ней стоит какая-то трагическая история или же огромная сила воли. Находится под опекой Рыцаря. Примеры: Лидия Катаева («Танки»), Лайма («Холодное танго»).

Злодей – немец, зачастую отрицателен по всем параметрам. Однако его предыстория раскрывается полнее, психология глубже, а причиной его злодейских качеств является тяжелое прошлое. Примеры: капитан Петер Кан («Сталинград»), Карл Френцель («Собибор»).

«Свой» Злодей – «свой», потому что русский, часто представитель советских спецслужб, высшей номенклатуры или же предатель Родины; плох без особых причин и дополнительных характеристик. Примеры: Сталин («Утомленные солнцем 2»), начальник концлагеря Маливанов («Служу Советскому Союзу!»), Фишман («Край»).

Маленький человек – местная версия Акакия Акакиевича, большая часть второплановых героев и эпизодников; часто являются отражением суровой жизни обывателя в Советском Союзе или на оккупированных советских территориях, стойко сопротивляются всем невзгодам, «основа» русского народа. Примеры: военврач Борис Чопак («Битва за Севастополь»), священник Гермоген Данилов («Прощаться не будем»).

«Без вины виноватый» – узник советского концлагеря, зачастую невиновный и попавший в места заключения после козней советских спецслужб, несправедливо осудивших героя. Пример: Сергей Котов («Утомленные солнцем 2»), Аглая «Мать» Демидова («А.Л.Ж.И.Р.»).

Трикстер – комический типаж, «ни свой, ни чужой». Отвечает за юмор и легкомысленность в киноленте, чем еще сильнее подчеркивает героичность Рыцаря. Примеры: гость Виталий («Праздник»), Бородатый («Танки»).

Симптом №5. Технические моменты

Кадр из фильма «Утомленные солнцем 2: Цитадель» (2010). Реж. Никита Михалков

Это причины, никак не связанные с общим состоянием дел в российской киноиндустрии, а относящиеся исключительно к количеству времени, прошедшего со времен войны.

Во-первых, с каждым годом ветеранов войны становится все меньше, а потому нынешним творцам приходится опираться не на реальный опыт очевидцев, а на воображение и вторичные знания, полученные из книг, документов или фильмов. Попасть в молоко при таких изысканиях проще, чем в яблочко – отсюда и «неправильная» техника, униформа, погоны, пуговицы на мундире, оружие и еще тысяча мелочей.

Во-вторых, существует проблема российского идейного маятника, который в отношении Великой Отечественной качается из стороны в сторону на протяжении вот уже сорока лет: до сих пор не существует четкого, непротиворечивого понимания войны и всех ее аспектов. Достаточно сказать, что даже по такому общему вопросу, как количество жертв в войне, есть разные точки зрения. Поэтому современным режиссерам приходится постоянно лавировать между Сциллой воспевания героев и Харибдой нынешнего несогласия с реалиями СССР. Как сделать так, чтобы никого не обидеть: ни ветеранов, ни историков, ни политиков, ни молодежь? Вопрос, на который мы нескоро узнаем ответ.

Лечение

Кадр из фильма «28 панфиловцев» (2016). Реж. Ким Дружинин

Что со всем этим делать? Универсального лекарства не существует как такового. Необходим обширный комплекс мер, как при лечении тяжело больного: сначала ударная доза антибиотиков, потом курсы витаминов, затем время на восстановление организма и, наконец, полное выздоровление, когда больного можно будет без опаски выпустить в большой мир.

Во-первых, надо избегать шаблонов. Если сейчас в фильме герой – чекист, то он обязательно кровавый убийца и профессиональный тюремщик. Но ничто не мешает показать зрителю не шаблон, а, как ни странно, обычного человека со своими страхами и мечтами. Не черного или белого, а серого – как и весь мир.

Во-вторых, перестать наводить «лоск» в военном кино. Великая Отечественная война – это не веселое приключение братьев-пилотов и даже не эпос с полными штанами героизма, а великая трагедия, которую будут помнить и века спустя. Это не значит, что на войне нет места радости, но здесь важно найти грань между комическим фарсом и сверхсерьезным историческим бредом.

В-третьих, перестать конкурировать с западными киноделами. Там, за рубежом, живет и развивается совершенно другая концепция войны, иная техника съемки, иная индустрия. Лучше искать собственную формулу успеха, которая будет учитывать национальную идентичность. Сложно представить нашего «Аватара» или «Чужого». Но также сложно представить иностранного «Дурака» или «Брата».

В-четвертых, пора всерьез избавляться от бесталанных творцов. Определение «таланта» – это крайняя степень субъективизма, однако в киноиндустрии от этого никуда не деться: она вся про субъективные представления. Находиться в постоянном поиске талантов – вот один из ключей к успеху.

В-пятых, обратиться к советскому наследию. Военное кино в те годы было уникальным, потому что без «бах-бах» оно умудрялось показать весь спектр героев и злодеев на войне, заставить зрителя прочувствовать историю и персонажей, как бы клишированно это ни звучало. Достаточно вспомнить «Иди и смотри», «В бой идут одни старики» или «Я родом из детства».

В конце концов, можно обратиться к современным постановкам, которые сумели объединить в себе лучшие наработки советского камерного кино и современного блокбастера – «Брестская крепость», «28 панфиловцев», «Битва за Севастополь».

Всего лишь пять пунктов. Не самых сложных, если вдуматься, но закостеневшая машина отечественной киноиндустрии неохотно идет навстречу изменениям. Впрочем, у рядовых зрителей есть возможность ее «подтолкнуть». Ведь от того, что мы смотрим в кинотеатрах в настоящем, зависит то, что для нас будут снимать в будущем.