— Многие современные художники говорят: «Мне пришло это в голову, я так нарисовал, понимай, как хочешь». А мне нравится, когда в творчестве есть какая-то длинная идея. Вот, например, корейский художник, Кван Йонг Чан. Он переехал в Америку, там разочаровался в «американской мечте». Начал работать в абстрактном экспрессионизме, но не понимал, близко ему все это на самом деле, или нет, как будто потерял себя. Потом решил вернуться в Южную Корею, никак не мог найти взаимодействие между миром и своим творчеством. А потом нашел – в конвертиках из шелковицы – в них в Южной Корее заворачивают лекарства и подвешивают под потолок. Он как-то заболел после своего возвращения в Корею, и его жена принесла ему лекарства в таких конвертиках. И вот он вспомнил, как в детстве, когда ему лечили зубы, он так же лежал и смотрел на них, свисающих с потолка. Так оно нашлось, это взаимодействие. И он стал делать масштабные абстракции из конвертиков из шелковицы. Наверное, мне еще потому нравится эта история, что она о поиске себя, а мне это очень близко. 

Листаем страничку художника в Instagram: из конвертиков вырастают силуэты огромных городов с небоскребами, кратеров на лунной поверхности, кораллов на дне океана. Кристина рассказывает историю теперь уже своего поиска: как переехала в Великобританию в 14 лет; как после пар в колледже оставалась рисовать, там ее заметила учительница и посоветовала выбрать профиль «искусство» в старшей школе; как поступила в британский университет на направление «текстиль».

— Наше образование было построено на том, что мы делали проекты, все было очень структурировано, под надзором, с дедлайнами. Это правильно, наверное, не могут же нас пустить в свободное плавание. Я как-то задумала сделать для финального проекта огромное одеяло – получилась бы такая отсылка к моим корням, к искусству, которым еще на Руси занимались. Но мне заявили, что полотно получилось бы слишком большим, мол, сделай размером метр на метр. А я-то хотела его развесить во всю стену! В какой-то момент я стала бояться, что, если останусь на бакалавриате еще на три года и буду заниматься проектами, потеряю себя, буду потом собой недовольна. Да и текстильщиком я себя уже не видела – даже не могла представить, как буду устраиваться на работу. Но тот год в университете очень многое мне дал: я сейчас все воспринимаю текстильно. Люблю что-то объемное, осязаемое. На выставке «Коллекция Fondation Louis Vuitton» я минут тридцать стояла у абстракций Рихтера – смотрела, как один слой наслаивается на другой, а оттуда вылезает третий, четвертый. 

Делаю для себя заметку – добраться, наконец, до выставки в музее имени Пушкина, заодно выясняю у Кристины, как научиться понимать современное искусство.

— Я смотрела много интервью, где этот вопрос задают художникам, арт-кураторам, искусствоведам. Так вот, никто никогда на него не может ответить. И я не могу. Задача современного художника, как мне кажется, описать процесс, который происходит здесь и сейчас. Бывает, что ты ищешь какой-то ответ, но не можешь найти. А художник теми же вопросами задается. Тогда происходит стык смотрящего и создателя, они находят взаимопонимание. А если этого взаимопонимания не находится, самое неправильное, что можно сделать, – побояться в этом признаться. Смотришь на мазню по стенам и глубокомысленно произносишь: «Какая интересная абстракция!». А ведь бывает, что арт-объект вызывает у тебя негативные эмоции. Так почему бы об этом не сказать? Да, я смотрю на это и мне от этого плохо. Это важно, потому что понимание современного искусства рождается через обсуждение. Я как-то на ярмарке современного искусства Cosmoscow подошла к одной работе и увидела что-то яркое, позитивное, динамичное, а потом прочла подпись – «Война в Сирии». То есть художник заложил в это определенный смысл, попытался войну сыронизировать, довести до абсурда. И вот когда мы узнаем идею автора, мы начинаем понимать, совпадает ли она с нашим видением его произведения.

Искусство в целом, и в особенности искусство современное, – индустрия довольно закрытая. У Кристины попасть туда получилось благодаря созданию ART LAB; сейчас она не только продолжает руководить своим проектом в университете, но и работает куратором в галерее современного искусства, изучает на практике арт-менеджмент с перспективой однажды заявить о себе как о художнике. Поиски себя, кажется, наконец увенчались успехом. 

— Был поворотный момент, когда я поняла, что на своем месте, что нашла способ сочетать внезапно обнаружившиеся у меня организаторские способности и творческое начало, с которым я всегда мучилась и не знала, куда бы его направить. Мне предложили сделать выставку на Днях науки, и я поехала на Винзавод. Нужно было договориться с двумя галереями, чтобы они привезли работы в МГИМО. И я подписывала бумаги, что мне передают эти работы, что я за них отвечаю. Это было 12 ночи, я ставила свою подпись и чувствовала, что вступаю в новую для меня индустрию, и это безумно меня вдохновляло. Не думала о времени, о том, что нужно было еще ехать в университет с этими работами. Я нашла свое. После выставки ко мне подходили студенты со словами: «Это ты все сделала? У нас такого еще не было! Давай еще!». Так появился ART LAB – со странички, которую мы сделали вместе с четырьмя на тот момент первокурсниками. Стали продумывать лекции, будущие выставки, началась работа с администрацией. Сначала было тяжело, я не привыкла работать с университетской бюрократической системой, не знала, как оформлять эти ненавистные мне служебки. Для меня ART LAB стал возможностью набраться опыта, связей в сфере искусства и помочь другим ребятам, которые тоже в этом заинтересованы, туда пробиться. Сейчас нас двадцать человек в команде, и в моем представлении ART LAB для этих двадцати (и для всех, кто захочет к нам прийти) должен быть стартовой площадкой, предоставляющей нужные контакты тем, кто хочет развиваться в этом направлении. Потому что у нас в университете мало кто знает, например, что есть арт-кураторы, а есть арт-дилеры и дизайнеры, в чем разница между музеем и галереей. А искусство, оно добавляет человеку граней, смыслов, и чем больше в нас граней, тем мы интереснее. До поступления в МГИМО я никогда не изучала экономику, историю, политику и совершенно не знала, что во мне есть организаторские способности. Долго не могла понять, как руководитель делегирует часть своей ответственности другим людям, если легче все сделать самому? А потом сделала маленькое открытие: людям нужно давать немного полномочий, и тогда они раскрываются. 

Правило, найденное Кристиной, видимо, работает: ART LAB стал проводником современного искусства в университете – и организация раскрылась. Если выставку ко Дням науки Кристина делала практически в одиночку, то к созданию проекта «91|19» подключилась вся команда Совета землячеств МГИМО. 

— Я ходила на все собрания землячеств с лозунгами: «Ребята, давайте сделаем! Мы все сами организуем, просто принесите экспонаты!», но расшевелить их было довольно сложно. А потом дело пошло. Каждое землячество принесло свою атрибутику: кто-то хотел развесить ковер на всю стену, кому-то не разрешили выставить грузинский нож – охрана его забрала, отчитав меня, что притащила холодное оружие в университет. В какой-то момент оказалось, что витрин на всех не хватает. А в итоге получилось. Мне вообще больше всего нравится момент, когда долго работаешь над выставкой, монтируешь с 9 утра и до 11 вечера, привозишь работы, распаковываешь, ставишь, клеишь таблички, подписи, чтобы все сочеталось. А потом почти ночью уже смотришь на готовые стенды, понимаешь, что получилось классно. Это кайф, настоящий кайф. 

В планах у ART LAB – запустить курс лекций о культуре, провести конференцию на тему современного искусства с Let’s talk и продолжать организовывать выездные экскурсии. В личных планах Кристины – поучаствовать в международной ярмарке современного искусства в качестве куратора. Как знать, может, и весь ART LAB до них доберется.