Для начала введём в курс дела наших читателей: в чем принципиальное отличие водорода от других популярных источников энергии?

Водород на сегодняшний день – это топливо, которое напрямую не связано с углеводородами и выбросом углекислого газа. Есть разные подходы к карбоновому следу и его исчислению. Предполагается, что использование водорода как топлива или его аналогов, к примеру, аммиака, является переходом на зелёные энергоносители. Именно поэтому водород выигрывает.

Почему водородная энергетика так активно развивается сейчас?

Это связано с тем, что многие страны уже создали очень большой объём альтернативных генерирующих мощностей, например, ветрогенераторов, солнечных батарей, а все они нуждаются в резервировании.

Необходим универсальный вариант хранения произведённой энергии. Водород выбрали тем самым источником, куда и загоняют всю альтернативную энергию.

Например, у ЮАР есть отдельная программа, согласно которой все солнечные батареи в стране не поставляют энергию, а забрасывают её в водород. Таким образом, не нужно резервировать мощности и дублировать их. Это также повышает конкурентоспособность химической промышленности и сельского хозяйства ЮАР благодаря снижению карбонового следа.

Можно ли считать водород полноценной альтернативой ископаемым источникам энергии?

Как и все универсальные решения, оно не является панацеей. Более разумен постепенный переход, но все наши мечты о машине на воде могут в какой-то момент реализоваться. Я против радикальных решений. Каждая страна найдёт свой путь. Вполне может оказаться, что водород будет не зелёным, а произведённым, к примеру, из угля или из газа. Поэтому вопрос, на зелёной энергии он производится или на атомной, не будет так активно обсуждаться.

Может, у вас есть какой-то топ стран, которые эти технологии уже активно применяют, а не просто планируют переход к водороду?

Характерный пример – Япония. Почему наш Сахалин хочет туда продавать водород? Потому что Япония создала модель водородного общества (они, кстати, используют аммиак как носитель водородной энергетики), а их главный поставщик – Бруней. Еще Япония работает в кооперации с Австралией, где формируется наука об альтернативной энергетике. Другой центр – немецко-голландский, города Ахен и Маастрихт. Там применяются водородные баллоны и используются особенные температурные режимы.

А какие водородные технологии перспективны в России?

Говорить, какая концепция водорода должна быть у России, непросто. Европейский рынок уже практически закрыт, он наполнен собственным водородом. Если мы будем производить газообразный водород, который мы лучше умеем хранить и транспортировать, то это ещё одна проблема: на сегодняшний день везти водород в газообразном состоянии больше тысячи километров нецелесообразно. В случае жидкого водорода, такими технологиями, наверное, никто в мире ещё не владеет в полной мере.

И каковы наши потенциальные и действующие партнёры? Это регион Юго-Восточной Азии, Япония...

Ещё Германия. Мы с вами много слышали про «Северный поток – 2» и то, что это может быть транспорт смеси метана с водородом, продуктопровод. Такая коллаборация весьма перспективна.

Мы уже упоминали сотрудничество России и Японии в области водородной энергетики. Это одно из соглашений, которое было принято на Восточном экономическом форуме в сентябре 2021 года. Как вы считаете, итоги этого форума реальны?

Соглашение между Россией и Японией, несомненно, реально. Предполагается использовать водород из метана, который не так зелен, как мог бы быть. Сахалинская область работает над этим кластером водородной энергетики. У них есть разные разработки, в одном проекте и я участвую. Не могу раскрыть детали, но существенная роль в нём отводится Курильским островам.

Потенциал альтернативной энергетики везде разный. Нельзя сказать, что в любом месте можно поставить ветряк и он будет крутиться.

Существуют атласы ресурсов альтернативной энергетики: где-то это солнце, где-то ветер. Ветряки, , например, нежелательно располагать в условиях вечной мерзлоты, потому что они её разрушают: вибрируют, падают, препятствуют миграции птиц. Ряд стран, которые так сделали, сейчас ищут выход из ситуации. С альтернативкой много проблем: например, большой вопрос, как утилизировать ветряные лопасти.

Наверное, если это было бы реально, то у нас везде вдоль дорог уже стояли бы ветрогенераторы.

Технологии сейчас позволяют сделать многое. Наша страна, обладает большим ресурсным потенциалом, а если мы говорим чисто об экономической выгоде, иногда это нецелесообразно. Поэтому у нас не развивалась в полной мере ветряная энергетика. Солнечные батареи пытались сделать: они и сейчас есть в изолированных посёлках. Правда, на всякий случай у всех стоит дизель.

Вы уже немного рассказали про вашу работу над проектом на Сахалине, а в сентябре вы были в Мурманске, где проходили опытно-исследовательские учения в рамках председательства России в Арктическом совете. Затрагивался ли там как-то вопрос энергетики?

Безусловно, потому что наш круглый стол был посвящён жизнестойкости местных сообществ. Есть очень интересные проекты, над которыми мы работаем вместе с Якутией. Обсуждались изолированные территории, комбинации солнечных батарей и оптимизированной энергетики. Вот, что они придумали: гражданину, который сдаёт обратно в сеть лишнюю энергию солнечных батарей, возвращают деньги. Таким образом всё окупается, а этот человек становится рачительным пользователем.

Решения, принятые на Конференции COP26, могут повлиять на российскую и мировую энергетику?

Из-за особенностей структуры нашей экономики, решения в Глазго затронут сырьевой сектор только в случае падения спроса. Оно достаточно легко прогнозируется, и под него подстраиваются развивающиеся нефтегазохимия, углехимия.

Что касается наших экспортёров, здесь стоит задуматься. Это тоже плавный процесс, но 2026 год, с точки зрения возможной уплаты трансграничного налога, – это уже почти завтра (речь о Трансграничном углеродном налоге, который ЕС собирается взимать с экспортеров в зависимости от выбросов углекислого газа в окружающую среду при производстве товаров – прим.ред.). И если сейчас не задуматься и не смоделировать развитие этих процессов, то производители металлов или удобрений (они больше всех зависят от трансграничного налога) понесут большие убытки.

Тогда ждём 2026 год и посмотрим, как в действительности он отразится на нашей энергетике.